И сейчас он вернулся. Написал новый сценарий. Снял новый фильм. Привез его в Канны, на самый многолюдный и престижный кинофестиваль. И теперь появлялся на публике, давая интервью, очаровывая поклонников и поклонниц и улыбаясь, чего бы ему это ни стоило.
Возможно, после фестиваля он поедет в Санторини навестить Тео и Марту с их детишками, а потом полетит обратно в Штаты повидаться с родителями…
Он заказал мусаку. А когда поднял глаза на Анни, увидел, что она улыбается.
— Что? — спросил Деметриос.
— Да так, ничего. Просто поражена. Удивительно, что я сейчас здесь. С тобой.
— Судьба, — сказал он, пробуя вино, которое принес официант, и одобрительно кивая.
— Ты в это веришь?
— Нет. Но я как-никак сценарист. Люблю переломные моменты. — Неправда. Видит бог, некоторые из таких моментов его жизни были настоящей катастрофой.
Но на Анни его замечание, кажется, произвело впечатление.
Официант налил ей вина.
Деметриосу захотелось еще раз увидеть ее улыбку.
— Итак, ты пишешь диссертацию, работаешь волонтером в клинике. У тебя есть жених. Ты училась в Оксфорде. И в Беркли. Анни Чемион, расскажи мне еще что-нибудь о себе.
Лисса привыкла находиться в центре внимания, где бы она ни была. Но Анни лишь развела руками. А потом и вовсе потрясла его:
— Когда мне было восемнадцать, у меня на стене висел постер с твоим изображением.
Деметриос застонал и прикрыл рукой глаза. Он знал, о чем она говорит. Это был высокопрофессиональный, сделанный с большим вкусом снимок его обнаженного тела. Он пошел на это по просьбе своей подруги, которая занималась фотографией и хотела сделать себе имя.
Что ж, у нее все получилось.
Так же, как и у него. Его братья и все без исключения друзья, видевшие это фото, годами подшучивали над ним. Да и до сих пор делают это. К счастью, у его родителей все в порядке с чувством юмора…
— Я был молод и глуп, — заметил он, печально кивая.
— Но потрясающе красивый! — ответила Анни с такой обезоруживающей искренностью, что Деметриос заморгал.
— Спасибо, — криво усмехнулся он. Но, как это ни странно, ее восхищение доставило ему удовольствие. Конечно же он слышал подобные отзывы, и не раз, но осознание того, что им была увлечена такая хладнокровная и сдержанная женщина, как Анни, разбудило в нем желание.
Он подвинул свой стул:
— Расскажи мне еще что-нибудь. Как ты познакомилась со своим женихом?
Официант принес салаты. Деметриос взял вилку.
— Я знала его всю свою жизнь, — сказала Анни.
— Жили по соседству?
— Что-то вроде того…
— Помогает, когда знаешь кого-то достаточно хорошо. — Господь свидетель, ему помогло бы, если бы он понял, что же делает Лиссу такой особенной в его глазах. Он бежал бы без оглядки в другую сторону. Но как он мог догадаться, когда она так талантливо играла роль? — По крайней мере, ты его знаешь.
— Да. — На этот раз улыбка тронула только ее губы. Она сосредоточенно ела салат, не добавляя ничего к сказанному.
Деметриосу пришлось сменить тему:
— Расскажи о наскальной живописи. Много пришлось поработать, чтобы собрать материал?
Анни оживилась. Обстоятельно рассказала о своих научных изысканиях, и ее глаза вновь загорелись. Та же история повторилась, когда он спросил ее о клинике и детях… А когда она спросила его о фильме, который он привез в Канны, разделила его собственный энтузиазм.
Она умела слушать. И задавала правильные вопросы. Она знала и о чем не надо спрашивать. Она не спросила ничего о времени, которое он провел отшельником вдали от людских глаз. Ничего о его браке. Ничего о смерти Лиссы.
Только когда он сам заговорил о том, что не был в Каннах несколько лет, просто сказала:
— Мне было очень жаль, когда я услышала о твоей жене…
— Спасибо.
Они поели салат, затем принялись за первые блюда. Мусака была просто отменной и напомнила ему о его матери. Затем Деметриос предложил съесть по кусочку яблочного пирога и выпить кофе.
— Я буду совсем маленький кусочек, — согласилась Анни. — Обычно, когда я захожу сюда, я съедаю намного больше.
Деметриосу нравилось, что еда доставляет ей удовольствие. И что у нее нет той болезненной худобы, которая была у Лиссы и к которой стремились очень многие актрисы. Анни не ковырялась в тарелке, как они. Она выглядела здоровой и привлекательной.
Официант принес яблочный пирог и две вилки. Деметриос пододвинул тарелку к девушке: