Капец
37 
Вдруг Минна откашлялся и наконец заговорил:
– Эй, вы, я… м-м-м… ненадолго уезжаю из города.
Мы ждали продолжения его речи. Но Минна лишь кивал, щурился и, сжав губы, ухмылялся с таким видом, словно ждал от нас аплодисментов.
– В горы? – полюбопытствовал Тони.
Минна кашлянул в кулак.
– Да, в горы, – ответил он. – Я еду туда со своим братом. Он считает, что мы должны уехать, вот в чем дело. Немного подышать чистым горным воздухом.
– А когда вы вернетесь? – спросил Тони.
– М-м-м… назад?… – протянул Фрэнк. – Этого никто не может знать, Скарфейс. Есть всякие там неизвестные факторы.
Должно быть, мы выглядели слишком уж ошарашенными, потому что Минна добавил:
– Из реки мое разбухшее тело вылавливать не придется, если именно это пришло вам в голову.
Мы уже второй год учились в средней школе. Внезапно мы осознали свой возраст очень остро, словно перед нами рывком отворилась дверь, ведущая в будущее. Восстановится ли наше знакомство с Минной, когда бы он ни вернулся? Будем ли мы поддерживать отношения друг с другом?
Минны, способного объяснить нам, почему его там нет, в будущем не будет. Не знаю, как выразить это более простыми словами.
– Ну хорошо, Фрэнк, – промолвил Джерард, поворачиваясь спиной к забору. – Сиротский Бруклин ценит твою поддержку. Думаю, нам пора в путь.
– Мой брат торопится, – сказал Фрэнк. – Ему повсюду мерещатся привидения.
– Да, и сейчас я гляжу на одно из них, – согласился Джерард, хотя на самом деле его взгляд был устремлен на машину, а вовсе не на кого-то из нас.
Минна выразительно посмотрел на брата, потом перевел взор на нас, будто хотел сказать: «Ну вот, видите». И добавить: «Извините».
А потом Фрэнк вынул из кармана небольшую книжицу. В бумажном переплете. Кажется, до этого я ни разу не видел в его руках книги.
– Вот, – сказал он, обращаясь ко мне. Бросив книгу на землю, он подтолкнул ее под забор носком туфли. – Почитай это. По всему выходит, что ты не единственный шут в этом балагане.
Я поднял книгу с земли. «Все о синдроме Туретта» – было написано на обложке. Так я впервые услыхал о своем заболевании.
– Я давно хотел передать книгу тебе, – объяснил Минна, – но в последнее время был немного занят.
– Отлично, – вмешался Джерард, взяв Минну под руку. – Поехали отсюда.
Подозреваю, что Тони пускался на поиски каждый день после уроков. И три дня спустя он его нашел, а потом привел туда нас. «Туда» – это к скоростному шоссе Бруклин-Квинс, в конце Кейн-стрит. Там стояло то, что осталось от грузовика Минны, – какие-то искореженные обломки на колесах со спустившими шинами. От взрыва из окон повылетали все стекла, и теперь они россыпью закопченных зерен лежали на тротуаре и проезжей части улицы – рядом с кусками обвалившейся краски и кучками пепла: топографическая карта взрывной волны. Боковые стенки кузова с остатками граффити отлетели, а остальные детали, сохранившие и следы усилий Гилберта, перекрасившего грузовик, и его родной зеленый цвет, стали теперь угольно-черными и бархатистыми, как загорелая кожа. Вообще это зрелище больше всего напоминало рентгеновский снимок того грузовика, каким мы его видели раньше.
Мы обошли обломки, испытывая странное чувство почтительного благоговения, опасаясь прикоснуться к ним. А потом в голове у меня пронеслось: «Пепел, пепел!» – и я бросился прочь – вверх по Кейн-стрит по направлению к Корт-стрит, прежде чем эти слова успели сорваться с моих уст.
За два следующих года я подрос. Не то чтобы я поправился или накачал мускулы – нет, я просто стал крупнее, так что парням с легчайшим весом вроде Тони было уже со мной не справиться. С помощью книги, которую дал мне Фрэнк, я сперва установил, что проявления моей болезни указывают на то, что у меня синдром Туретта, и уж только потом понял, как мало в ней содержится стоящих сведений. Я прочел, что симптомы каждого больного «уникальны, как снежинка»; возникая, они крутились в моем существе, как кристаллы под микроскопом, а потом прорывали внешнюю оболочку и являли себя публике. Шутовское шоу к этому времени стало единственным, исполняемым мною, и я уже не мог припомнить хорошенько, как жил когда-то без тиков. В книге я прочел, что мне могут помочь лекарства – халдол, клонопин и орап, – и стал настаивать на том, чтобы меня каждую неделю посещала медсестра. Она помогла мне поставить диагноз и принимать нужные лекарства – и все лишь затем, чтобы обнаружить полную бессмысленность этих попыток: химические препараты замедлили активность моего мозга, приведя его в состояние некоего оцепенения, но в то же время сыграли роль палки в колесах, на которых двигалось мое существо. Я мог бы перехитрить или скрыть симптомы, выставить их как своего рода эксцентричность или фиглярство, но мне было не по силам усыпить их. Такое было возможно лишь в том случае, если бы мой мир (или мой мозг, что в данном случае одно и то же) погрузился в сумерки.
37 
