6 
Он, как всегда, не успел как следует подготовиться к тому, что увидел в спальне. Это было, как пощечина, и на какое-то время у него даже захватило дух. Столбом стоя в дверях, он отстранение подумал, что человеческая фантазия все-таки безгранична, особенно если ее как следует подогреть алкоголем.
Большое окно было распахнуто настежь. Галка сидела на подоконнике в чем мать родила и сосредоточенно плевала вниз, стараясь, судя по всему, попасть кому-нибудь на плешь. Поискав глазами, Бородич обнаружил недопитую бутылку портвейна на тумбочке рядом с развороченной кроватью. Стакан, слава богу, был только один, но легче Ивану от этого почему-то не стало.
Он попытался заговорить, но поначалу вместо слов из груди вырвался какой-то смешной придушенный писк. Бородич откашлялся, прочищая горло, и успел, не глядя, поймать левой рукой и мягко задвинуть за спину сунувшуюся в комнату Иришку. Ребенку было вовсе не обязательно видеть это безобразие. Бородич много бы отдал за то, чтобы тоже не видеть этого, но ему-то деваться было совершенно некуда.
Галка повернула к нему обрюзгшее от беспробудного пьянства лицо с нездоровыми синими кругами под глазами и пьяно ухмыльнулась.
– С-салют, – сказала она. – Вы уже вернулись? А почему так рано?
Язык у нее совсем заплетался, и Бородич пожалел, что не приехал часом раньше или позже. Появись он здесь на час раньше, это позорище можно было бы предотвратить, а задержка хотя бы в полчаса дала бы ему отличную возможность застать жену мирно спящей, избавив таким образом от необходимости уговорами, а то и силой, снимать эту полоумную с подоконника. “Нет, – подумал он снова, – так жить нельзя. Нужно искать какой-то выход, иначе быть беде”.
– Слезай оттуда и оденься, – стараясь говорить спокойно, сказал он. В висках маленькими злыми молоточками стучал пульс, его толчки становились все боле? частыми и сильными, словно какие-то чокнутые шахтеры пытались изнутри продолбить голову Бородича насквозь и выбраться наружу. О том, что будет, если эти ребята добьются своего, Ивану думать не хотелось.
– Слезай оттуда и оденься, – пьяным голосом передразнила жена, снова отвернулась к окну, тщательно прицелилась и плюнула вниз. – Промазала, – сообщила она. – Слишком высоко, трудно целиться.
Бородич спиной вперед выдвинулся в коридор, вытесняя из комнаты Иришку, и плотно прикрыл дверь.
– А маме опять плохо? – спросила Иришка.
– Все в порядке, – почти не слыша собственного голоса из-за барабанной дроби совсем сбесившегося пульса, сказал Бородич. – Все будет в порядке. Интересно, что у нас сегодня по телевизору?
– Мультики! – закричала Иришка и, на время забыв о том, что “маме плохо”, устремилась в большую комнату.
Бородич включил ей телевизор. Ему повезло – передавали мультфильмы, целую программу, и Иришка была на какое-то время нейтрализована. Он открыл стеклянную дверцу польской трехсекционной стенки, взял с полки коробку шоколадных конфет и сунул ее Иришке.
– Налетай, – сказал он.
– Ты что, папа? – Иришка округлила глаза. – Мама же будет ругаться!
– Не будет, – пообещал Бородич. – Ты, главное, все не съедай, а то живот заболит.
Иришка что-то ответила, но он уже не слышал ее. В глазах у него то темнело, то снова прояснялось в такт бешеным ударам пульса. Он был по-настоящему напуган и разозлен. Пьяные скандалы – это одно, но то, что выкинула Галка на этот раз – это уже черт знает что. Поднесла подарочек, ничего не скажешь…
Прихожая, как во сне, криво проплыла мимо. Бородич вошел в спальню, борясь с ощущением, что движется под водой, и заскрипел зубами от нового унижения и испуга.
Галка уже не сидела на подоконнике – она стояла на нем во весь рост и махала кому-то рукой с таким видом, словно была спускающейся по трапу авиалайнера кинозвездой, приветствующей собравшуюся внизу толпу поклонников. В том, что толпа внизу имеет место, можно было не сомневаться – легкий шум и отдельные испуганные возгласы были слышны даже здесь, на седьмом этаже.
Бородич метнулся к окну, стараясь двигаться бесшумно и ожидая, что Галка вот-вот слишком сильно подастся вперед, оступится, и в оконном проеме не останется ничего, кроме голубого неба.
– Да здравствует ленинская коммунистическая партия! – выкрикнула Галка и снова помахала рукой. – А особенно комсомол Бородич наконец пересек комнату, показавшуюся ему длинной, как стадион, и схватил жену за руку. Смотреть вниз, в окно, он избегал, но боковым зрением все равно разглядел на тротуаре кучку зевак – человек двадцать, не меньше. Бешено стучавший в висках пульс вдруг угомонился, и теперь второй секретарь райкома ВЛКСМ Иван Бородич не ощущал ничего, кроме сосущей пустоты внутри. Ему вдруг показалось, что теперь так будет всегда: звенящая пустота в голове, сосущая пустота под диафрагмой и ватная, бессильная пустота в руках и ногах, как у какой-нибудь резиновой игрушки. Несмотря на жару, его прошиб ледяной пот, и ладонь, сжимавшая запястье жены, моментально сделалась скользкой.
6 
