85 
Рычагов сидел задумавшись. Он вспомнил слова Дорогина, который советовал ему никогда не спешить.
— Может, ты и прав, Клаус. Хотя, честно признаться, мне не терпится переложить ответственность на тебя.
Доктор Фишер засмеялся:
— Я тоже хотел бы, чтобы все провернулось быстрее.
Мне самому хотелось бы уехать вместе с тобой, как-никак мы много хорошего сделали вместе. Но так уж получается… Так что, извини. Давай прощаться, ночью я уже буду в дороге, наш конвой уходит.
— Спасибо за то, что доставили, — Рычагов крепко пожал руку Фишеру, и мужчины улыбнулись друг другу.
— Смотри не передумай, — Клаус погрозил ему пальцем, — а то еще найдешь себе более надежного партнера.
— Надежнее тебя нет.
Фишер выглянул в коридор и тут же закрыл дверь:
— К тебе твоя женщина идет.
— Тоже неплохо.
— Я пошел, не буду мешать.
Фишер исчез, а Рычагов подошел к окну. Он слышал, как открылась дверь, как вошла Тамара, на этот раз без стука, но даже не обернулся. Он смотрел, как Клаус садится в микроавтобус и выезжает со двора больницы. Следом за ним поехали два маленьких грузовичка, машины «Скорой помощи» остались как подарок больнице.
«Эх, может, зря не отправил? Может, стоило рискнуть? Жгут деньги руки», — подумал Рычагов, когда Тамара остановилась рядом с ним.
Если бы это происходило раньше, всего какую-нибудь неделю назад, то женщина непременно обняла бы Рычагова за шею, поцеловала бы в ухо. Но этого не случилось. Рычагов ждал, затем резко повернулся и сказал:
— Гав!
Тамара вздрогнула от неожиданности.
— От Лютера научился? — наконец-то нашлась она и рассмеялась.
— Устал я что-то, — он потер виски и махнул рукой, — к черту работу! Давай сварим кофе…
— Нет, не придется тебе, Геннадий Федорович, пить кофе.
— А что такое?
— Плохо стало больному из пятой палаты, я поэтому и прибежала.
— А мне что, по-твоему, хорошо?
Подобное услышать Тамара не ожидала. Слишком странным в последнее время стал доктор Рычагов. Если бы раньше ему кто-то сказал, что его пациенту стало плохо, упало давление или подскочило, то он тут же бегом бросился бы в палату и собственноручно принялся бы все изучать, делать назначения. А сейчас Рычагов остался абсолютно спокойным, почти безучастным.
— И что ты предлагаешь — бежать и спасать? — наконец спросил он у своей ассистентки.
— Тебе не жалко работы, которую ты в него вложил?
— Я столько вкладываю в них работы, а люди все равно умирают.
— Ты же сам говорил, Геннадий, что ты не Господь Бог.
— В отделении есть и без меня кому заниматься больными. Он же не один?
— Конечно, готовят к операции.
— Когда начнут, я зайду в операционную. Только предупреди, пожалуйста, чтобы анестезиолог был внимателен, и посмотри, трезвый ли он.
— Трезвый, — сказала Тамара.
— Ну тогда я спокоен. А трезвый он потому, что бедный, — со злостью сказал Рычагов.
— А может, потому что честный?
— Честный? — выпалил Геннадий Федорович. — Он-то честный? Да он, если увидит кошелек, выпавший из кармана старухи, тут же его подхватит и сделает это так артистично, как может сделать только фокусник. А ты говоришь о какой-то его честности! Нет здесь, Тамара, честных людей.
— А ты? — спросила женщина, глядя прямо в глаза Геннадию Федоровичу.
— Я устал быть честным.
— Даже со мной? — спросила Тамара.
— И с тобой тоже, — безучастно промолвил Рычагов.
Тамара резко развернулась. Рычагов посмотрел ей вслед, на красивые бедра, на тонкую талию, на длинные ноги.
"Опять она ходит на шпильках.., и холода не боится в этой чертовой больнице, в этой чертовой медвежьей норе. Почему я сейчас с ней поругался, зачем обидел?
Кто-кто, а она мне ничего плохого не сделала. Ай, ладно, — тут же успокоил себя доктор, — со старой жизнью надо порывать. Не стану же я брать ее с собой, я ей предложил, она отказалась. У нее здесь дела, родители, вот пусть с ними и остается. А я уеду. К черту. Весь этот снег, все эти елки-палки, всех этих больных, пенсионеров, инвалидов, бандитов, преступников, милицию…
Надоело!"
Рычагов открыл сейф, взял бутылку с коньяком, уже открытую, и, даже не налив в рюмку, сделал несколько глотков из горлышка, пожевал лимонную дольку с засохшей коркой и отправился в операционную. Он пришел, как всегда, вовремя.
— Чо тут случилось?
Ему уступили место, и он принялся быстро отдавать распоряжения Тамаре, словно бы ничего между ними не произошло, орудовал скальпелем. Его движения были точны, но делал он операцию безо всякой любви к пациенту, не щадя его, так, как зубной врач выдергивает больной зуб у своего же коллеги, пытаясь ему этим досадить, заставить немного помучиться. Хотя Рычагов прекрасно понимал, что пациент на операционном столе не чувствует боли — ему все равно, резко, быстро, медленно идет операция. Ему все равно, он пребывает в забытьи, абсолютно бесчувственный к боли.
85 
