Капец
Не понимаю юмора в том, что ггерои оба- просто невменяемые, она- тупая, как пробка, но... 
44 
— Любые знания, Антон, находят себе положительное применение в жизни. Взять, к примеру, иностранные языки. Учи ты французский поприлежнее, уже мог бы читать в оригинале таких классиков, как Бальзак, Анатоль Франс или Золя. Ну, а если осталось бы время, то и Александра Дюма…
Несмотря на то, что Тошка не мог читать в оригинале французских классиков, матрос все же понял его.
— О! — сказал он и еще выше поднял свои дремучие брови. — Шулик — не карош! Шулик — сэ тре маль!
— Ты чего лезешь, рахит? — зашипел на Тошку долговязый. — Чего вмешиваешься в бизнес? Я тебе сейчас устрою туберкулез!
Но он не успел ничего устроить. Тошка сбил его с ног. И, чтобы тот не вздумал подняться, сел на него верхом. И колотил его по шишкастой, стриженной «под бокс» голове. Он припомнил ему все: и свой заплывший глаз, и лобана, и те минуты противного страха, которые пришлось пережить тогда, возле кирпичного забора, заросшего пыльным репейником.
Долговязый орал дурным голосом и отбивался как мог. От его шикарной рубашки с треском отлетел рукав. Кое-как вырвавшись, он позорно бежал. Бежал молча, не грозя кулаком, не обещая устроить при случае туберкулез, не оглядываясь и не ругаясь уличными словами. И даже забыв на тротуаре скомканную облигацию.
Моряк в драку не вмешивался. Он с удовольствием досмотрел ее до конца.
— Ты карош! — похвалил он, показывая большой палец. — О! Бокс! Колосаль! Я тебе на. — Моряк вынул из часового кармашка маленький компас на красивой цепочке и протянул его Тошке.
— Что вы, не надо, зачем же!.. — засмущался тот, но моряк набросил цепочку ему на шею и, махнув рукой, скрылся в дверях Интерклуба.
…На следующее утро мама разбудила Тошку раньше обычного.
— Там тебя спрашивает какой-то, — сказала она. Очень хулиганского вида. В тельняшке и кожаной куртке.
Тошка, как был в трусах, выбежал в коридор. На пороге стоял Бобоська.
Глава 18. Новая песня старой шарманки
— Где ж ты пропадал столько времени? — спросил Тошка, когда они остановились возле скрюченной носатой старухи, продававшей розовые шары воздушной кукурузы.
— Две штуки, — сказал Бобоська, бросая в корзину деньги.
— Ты уезжал куда-нибудь из города? — не отставал Тошка.
— Уезжал, — нехотя ответил Бобоська. — Три дня болтался. В двух городах был. Получу из багажа тюк, а в нем пять-шесть свертков, ну и пошел по адресам.
— Почему в другом городе?
— А черт их знает, зачем они набрали такие заказы. Разве этого Скорпиона поймешь?
— Что он тебе говорит? Ну, насчет того, насчет кожанки?
— Чего говорит… Ничего. Все то же самое — отрабатывай. Или клади на бочку шесть тысяч. И вся беседа. Вот и ишачу. А ты что поделывал?
— Я? Да так… Ставридку ловил. Теперь времени поменьше — школа, уроки… Ты жалеешь, что бросил школу?
— Жалею. Мне десятилетка во как нужна! — Бобоська провел по горлу ладонью. — Я б в высшее мореходное поступил. А так что… — Он доел кукурузу, вытер пальцы платком. — Закуришь?
— Нет, я ж не курю.
— Все не начал?
— Нет.
— Все маму боишься?
— Никого я не боюсь! Я того долговязого, что тогда у Старой гавани нарывался, знаешь как отделал. По высшему разряду! Возле Интерклуба.
— Но! Правда?
— Неужели врать буду?
— Не будешь, это я знаю. Силен ты, Тошка! Один на один?
— Да.
— А та не помогала? С лобаном которая? Ну, в общем, капитана Борисова дочь?
— Говорю ж — один! — рассердился Тошка. — Он матроса обмануть хотел, облигацию вместо денег подсовывал.
— Матроса? Вот собака! Ты ему крепко дал?
— Крепко. Я ему устроил туберкулез…
Разогретый солнцем асфальт прилипал к подметкам. Укрывшись в тени камфорных деревьев, сидел шарманщик. Его щеки были похожи на два переспелых помидора.
— Эй, молодые люди! — крикнул шарманщик. — Закажите музыку. Можно польку, можно вальс. Хорошим людям без музыки душно жить.
— Зачем нам вальс? — сказал Бобоська. — А ты можешь так сделать, чтобы новую песню играть? Чтобы не только про моряка с кэча и про невест?
— О-о! — сказал шарманщик. — Легче мою обезьяну, моего Хумару научить вслух читать газету. Чтоб была новая песня, надо делать валики, выбивать дырки на картонах. Это сейчас уже никто не умеет.
— Жаль. А то вот он мировые песни может сочинять.
— Песни сочинять? Ты понял, Хумара, этот мальчик сочиняет песни.
44 
