11 
— О'кей, этот проклятый Богом астероид, где живут Оборотни. Я знаю, что он в идиранском космосе, но…
— Это не имеет к делу никакого отношения, Бальведа. Я сражаюсь на их стороне, потому что верю, что правы идиране, а не вы.
Бальведа удивлённо выпрямилась.
— Вы… — начала было она, опустила голову и покачала ею, глядя в пол. Потом снова подняла взгляд. — Я вас просто не понимаю, Хорза. Ведь вы должны знать, сколько цивилизаций, сколько систем, личностей или уничтожены, или… растоптаны идиранами и их безумной, проклятой религией. И что сравнимое с этим, чёрт побери, когда-либо делала Культура?
Одна её рука легла на колено, другая сжалась перед лицом Хорзы в удушающем захвате. Он разглядывал её и улыбался.
— При точном подсчёте мёртвых идиране, несомненно, победили бы, и я вам честно признаюсь, Перостек, что мне никогда не были симпатичны некоторые их методы и религиозный пыл. Я за то, чтобы всем людям было разрешено вести свою собственную жизнь. Но теперь они борются против вашей Культуры, и только это имеет для меня значение. Я скорее больше против Культуры, чем за идиран, а потому готов… — Хорза на мгновение прервался и задумчиво усмехнулся, — …ну, это звучит немного мелодраматично, но я действительно готов умереть за них. — Он пожал плечами. — Вот так просто.
И Хорза кивнул при этих словах. Бальведа опустила вытянутые руки, посмотрела в сторону, тряхнула головой и громко выдохнула.
— Потому что… ну, вы, может быть, подумали, — продолжал Хорза, — что я хотел лишь одурачить старого Фролка, когда сказал ему, что настоящим представителем Культуры является именно летающий нож. Я не дурачил его, Бальведа. Я серьёзно так думал и думаю сейчас. Мне безразлично, насколько уверена в своей правоте Культура и скольких людей убили идиране. Идиране на стороне жизни — скучной, старомодной биологической жизни, вонючей, ошибающейся и короткой, какая уж она волей Бога есть, но настоящей жизни. А вами уже овладевают ваши машины. Вы — эволюционный тупик. Проблема в том, что вы пытаетесь — чтобы отвлечься от этой мысли — утащить за собой всех. И ничто не может быть для Галактики хуже, чем победа Культуры в этой войне.
Он помолчал, чтобы дать ей возможность ответить, но она только тихо сидела, опустив голову и покачивая ею.
— Знаете что, Бальведа? Для такого чувствительного вида вы иногда проявляете странно мало сочувствия.
— Посочувствуй глупости — и ты уже на полпути к идиотизму, — пробормотала женщина, все ещё не глядя на Хорзу. Он опять засмеялся и поднялся с пола.
— Почему такая… горечь, Бальведа?
Она подняла на него взгляд.
— Я говорю вам, Хорза, — спокойно сказала она, — победим мы.
Он отмахнулся.
— Я в это не верю. Вы даже не знаете, с чего начать. Бальведа снова выпрямилась и упёрлась вытянутыми руками в пол позади себя. Её лицо стало серьёзным.
— Мы сумеем научиться, Хорза.
— От кого?
— От любого, кто сможет нас научить, — медленно ответила она. — Мы провели кучу времени, наблюдая за воинами и религиозными фанатиками, драчунами и милитаристами — за людьми, которые стремятся победить, невзирая ни на какие потери. В учителях недостатка нет.
— Если вы хотите знать о победах, спросите идиран.
Бальведа какое-то время молчала. Лицо её было спокойным, задумчивым, возможно, немного печальным. Потом она кивнула.
— Действительно, во время войны возникает опасность уподобиться противнику. — Она пожала плечами. — Мы можем только надеяться, что этого удастся избежать. Если эволюционизирующая сила, в которую вы, кажется, верите, действительно как-то действует, то она будет действовать через нас, а не через идиран. А если вы ошибаетесь, значит, она заслуживает устранения.
— Бальведа, — сказал он, усмехнувшись, — не разочаровывайте меня. Я предпочитаю борьбу… Но мне показалось, что вы склоняетесь к моей точке зрения.
— Нет, — вздохнула она, — вовсе нет. Вините в этом моё образование в «Особых Обстоятельствах». Мы учимся думать за всех. Я всегда была пессимисткой.
— А я всегда думал, что «Особые Обстоятельства» не разрешают подобных мыслей.
— Тогда подумайте ещё разок, мистер Оборотень. — Бальведа подняла брови. — «ОО» разрешают всякие мысли. И это как раз то, что некоторые люди считают в них таким устрашающим.
Хорза, казалось, понял, что имеет в виду женщина. «Особые Обстоятельства» всегда были моральным оружием Секции Контактов, острым клинком дипломатии вмешательства Культуры, элитой среди элиты в обществе, чувствующем отвращение ко всякому элитарному мышлению. Даже до войны внешний вид и имидж этого особого отдела внутри Культуры были весьма сомнительными. Их окутывало что-то романтическое, но опасное, аура извращённой сексуальности — другого слова для этого не подберёшь, — навевающая мысли о грабежах, совращении и даже насилии.
11 
