– Верьте мне.
Поколебавшись, актер берет его руку. Молодой человек глядит ему прямо в глаза.
– Видит Бог, Лейси, я именно таков, каким вы меня сейчас изобразили. И что бы ни случилось дальше, помните об этом.
Он опускает глаза и снова отворачивается к огню, но тотчас оглядывается на стоящего возле стула актера.
– Я порядком вас обморочил. Но, поверьте, поступил так и для вашего же блага. Так вас посчитают не более как слепым орудием. Буде придется держать ответ.
Актер по-прежнему смотрит исподлобья.
– Так-то оно так, но, стало быть, предприятие ваше состоит не в том, о чем вы сказывали?
Молодой человек переводит взгляд на огонь.
– Я ищу встречи кое с кем. В этом я не солгал.
– Такого ли рода встреча, как вы мне представили?
Мистер Бартоломью отмалчивается.
– Дело чести?
Мистер Бартоломью чуть заметно улыбается.
– Для этой оказии я бы взял в спутники близкого друга. И какой мне расчет отправляться в этакую даль за делом, которое можно сладить в окрестностях Лондона?
Актер хочет еще что-то спросить, но в это время на лестнице раздаются шаги и в дверь стучат. Молодой человек приглашает войти. Появившийся в дверях хозяин постоялого двора Пуддикумб обращается к мнимому дяде:
– Извините, что побеспокоил. Там, мистер Браун, один джентльмен желает засвидетельствовать вам свое почтение.
Актер бросает внимательный взгляд на молодого человека у камина. По лицу «племянника» понятно, что это не та встреча, которую он ждет. Однако не успевает актер ответить, как молодой человек нетерпеливо спрашивает:
– Кто таков?
– Мистер Бекфорд, сэр.
– Кто он, этот мистер Бекфорд?
– Священник здешнего прихода, сэр.
Молодой человек чуть ли не с облегчением опускает глаза и тут же поворачивается к актеру:
– Вы уж не обессудьте, дядя, я устал. Но вы на меня не смотрите.
Актер хоть и не сразу, но без труда входит в роль.
– Передайте преподобному джентльмену, что я с радостью побеседую с ним внизу. Племянник же просит не прогневаться: утомился с дороги.
– Хорошо, сэр. Я мигом. Мое почтение.
Пуддикумб исчезает. Молодой человек слегка морщится.
– Крепитесь, друг мой. Это уж будет последняя наша плутня.
– Наш разговор не кончен, сэр.
– Развяжитесь с ним сколь быстро, столь и учтиво.
Актер тянется за шейным платком, прикасается к шляпе, оправляет сюртук.
– Добро.
Он отдает легкий поклон и направляется к двери. Но едва он берется за ручку, как молодой человек снова его окликает:
– Да попросите нашего почтенного хозяина прислать еще этих дрянных огарков. Я буду читать.
Актер молча кланяется и выходит. Молодой человек у камина продолжает неотрывно глядеть в пол. Потом переставляет столик от окна к своему креслу и ставит на него канделябр с обеденного стола. Из кармана камзола он достает ключ и отпирает сундучок у двери. В сундучке лежат только книги и кипа исписанных бумаг. Молодой человек, порывшись, выбирает пачку листов, усаживается в кресло и принимается за чтение.
Немного погодя раздается стук в дверь. Входит здешняя горничная с подносом, на котором стоит еще один зажженный канделябр. По знаку постояльца она ставит его на столик и начинает собирать оставшуюся после ужина посуду. Мистер Бартоломью не обращает на нее ни малейшего внимания, точно она живет не два с половиной века назад, а лет через пятьсот после нас, когда всю нудную черную работу будут выполнять машины. Прихватив поднос с тарелками, она идет к дверям, но на пороге оборачивается к погруженному в чтение постояльцу и неуклюже приседает. Молодой человек даже не смотрит в ее сторону, и девица, не то трепеща (потому что читать – все равно что нечистого тешить), не то разобидевшись (потому что на постоялых дворах в те времена страхолюдин в горничных не держали), спешит удалиться без единого слова.
***
Наверху, под самой крышей, в комнате поплоше, на низенькой узкой кровати, укрывшись своей коричневой епанчой, лежит молодая путешественница. Льняной шарф, который закрывал ее лицо в дороге, сейчас расстелен на шершавой подушке. Девушка, кажется, спит. В комнате только одно окно – маленькое слуховое окошко, вместо потолка – стропила и кровля.
Освещена комната единственной свечой, стоящей на столе, и дальний угол, где помещается кровать, тонет в полумраке. Девушка лежит, поджав ноги, почти на животе, согнутая рука покоится на подушке. В ее позе, в ее облике в эту минуту – чуть курносый нос, закрытые глаза – сквозит что-то детское.