Капец
120 
Тогда я пнул Демона У пятками в бока и неторопливо объехал вокруг накренившейся стойки — единственного, что осталось от ворот Семи Небес.
— Тихо снять такие ворота невозможно, — бросил я, разглядывая покореженные петли. — И…
— Их вообще невозможно снять! — запальчиво воскликнула Юнъэр и осеклась, поняв неуместность своих слов.
— Тихо снять такие ворота невозможно, — повторил я. — Да и не пытались их снимать тихо. Вон, и по петлям чем-то тяжелым били, и мостовая разворочена… Ну ладно, площадь, фонтаны шумят, жилые дома неблизко — но грохот, небось, квартала на четыре разносился! Если не больше… опять же — может, кто-то видел что-нибудь, или слышал, или еще что! А кладбище подождет… кладбище нас подождет.
— Возможно я немного ошиблась, — задумчиво произнесла Юнъэр, подъезжая ко мне.
— В чем?
— Да так… нет, я даже рада! Просто непривычно слегка…
Потом мы молчали до тех пор, пока не вернулся взмокший гонец вместе с дюжиной мэйланьцев, шумных и оживленно жестикулирующих.
Когда я научился выделять из общего гама отдельные слова и складывать их в осмысленные фразы — я узнал следующее.
Ворота Семи Небес были украдены царем всех людоедов-ракшасов и леших-якшей, кровавоглазым и двухголовым Бхимабхатой Шветой. Понадобились они этому самому Швете для его свадьбы с кабирской Матерью всех песчаных ведьм-алмасты, Шестиносой Аала-Крох, которая (то бишь свадьба) состоится на мэйланьском городском кладбище в самое ближайшее время. После свадьбы Бхимабхаты Шветы с Матерью алмасты должны, по идее, наступить светопреставление, но это еще точно неизвестно.
Зато было точно известно, что этой ночью на площади Фонтанов побывали два доверенных великана любвеобильного Шветы — поросший белой шерстью с головы до ног гигант Амбариша с пылающим мечом и его родной брат, владелец палицы Конец мира, исполин Андхака (тоже поросший шерстью, но в отличие от Амбариши, черного цвета).
Вот эти-то два очаровательных черно-белых братца и занялись воротами, время от времени прикладываясь к бочонку настойки Огненного дракона. Кстати, как шепнула мне Юнъэр, такая настойка действительно существовала — она олицетворяла мужское начало и подавалась к столу в исключительных случаях (например, свадьба в правящем семействе), да и то крохотными символическими порциями.
Лишь губы омочить.
К середине рассказа — который я для себя назвал «Касыдой о похищении ворот Семи Небес» — обнаружился еще один свидетель, приведенный расторопным гонцом. Свидетелем оказался щуплый подметальщик улиц Цунь Шлеп-нога, которого этой ночью нелегкая занесла на площадь Фонтанов в самый разгар безобразия расшалившихся великанов.
Цунь Шлеп-нога не убоялся грохота палицы Конец мира и полыхания меча Амбариши по одной причине — он был сильно пьян и искал прохладного убежища подле любимого фонтана в виде оскалившегося тигра, а шум в ушах, блеск в глазах и качающуюся землю бедняга Цунь воспринимал довольно-таки равнодушно.
В первый раз, что ли…
— Что, и великанов видел? — недоверчиво спрашивал я у Цуня, терпящего жестокие муки утреннего похмелья. — Этих… с шерстью?!
— Видел, — упрямо мотал кудлатой головой Шлеп-нога. — С шерстью. Большущие…
— И ворота именно они ломали? — хмурился я.
— А то кто же?! — не сдавался герой Цунь. — Они, понятное дело… Амбариша да Андхака. Дубиной как дадут, мечом как полоснут, а после драконовку кружками хлещут! Аж шерсть дыбом! И мне поднесли, не погнушались…
— Что поднесли-то?
— Как что? Эту… настойку на Огненных драконах! Только я не великан, я больше одной кружки не осилил… я когда проснулся — ни великанов, ни ворот. Ни драконовки… Всю выхлестали, гады косматые, а то, что человеку с утра поправится надо — это им без разницы! Хорошо, хоть не закусили мною, пока спал…
Юнъэр внимательно слушала, не перебивая, и, по-моему, была готова поверить во что угодно — вплоть до царя якшей и ракшасов, двухголового Бхимабхаты Шветы.
Я кинул Цуню монету и одобряюще улыбнулся Юнъэр.
— А теперь — на кладбище! — крикнул я неестественно веселым голосом.
Толпа свидетелей понимающе закивала головами.
— Кладбище — это правильно, — пряча монету за щеку, сообщил повеселевший Шлеп-нога. — Вот и Андхака мне так говорил — быть, мол, всем вам на кладбище! В самом скором времени… Рычит, подлец, хохочет, а сам дубиной по воротам, по воротам! И изо рта язык пламени локтя в полтора…
120 
