Последние отзывы

  24  

Анни открывает дверь и удивлённо застывает на пороге: она заплела волосы на ночь в толстую чёрную косу, которая придаёт её облику что-то китайское и жалобное. Я извиняюсь, пускаюсь в объяснения – раньше я практически ни разу не заходила в спальню к Анни. Совершенно очевидно, что она не терпит чужого присутствия в своих владениях, моего в том числе. Может быть, боится, что жёлтые портьеры, белые стены с фризом из поддельного чёрного дерева, невыразительная белая, как в престижном отеле, мебель проговорятся о том, как она проводит беспокойные полусонные ночи? Но в комнате и не пахнет тайной, мой нюх не обнаруживает даже намёка на индивидуальность – разве что аромат экзотической дорогой древесины, которым благоухает, готова поклясться, тело самой Анни, не признающей искусственных запахов…

Типичное жилище путешественницы – глаз так и ищет в углу дорожную сумку… На письменном столе – нетронутая бумага, ржавое перо. Ни одно лицо не улыбнётся вам с фотографий на голых стенах. Когда моя подружка снова соберётся в бега, ей останется лишь забрать роман, что лежит, распахнутый, на разобранной постели, да смятый платочек со стола – и всё: ничто в этой безымянной комнате не напомнит об Анни…

Моя странная хозяйка стоит и слушает меня: синие покорные глаза на смуглом лице, рот приоткрылся, придав Анни такое недовольное выражение, что мне одновременно хочется и рассмеяться, и поколотить её…

– Крем для губ?.. У меня нет… его вообще в этом доме никогда не бывало… Нет, постойте-ка!

Она открывает шкаф, роется в тёмном ворохе и возвращается ко мне чрезвычайно довольная.

– Вот, держите. От трещин, наверное, помогает.

На коробочке, которую она мне протягивает, значится: «Театральный грим, рашель».

– Но… это же для сцены! Где вы его стянули, Анни?

– Я его не стянула. А купила, когда было нужно. Правда, с тех пор он мог прогоркнуть.

– Играли в домашней комедии?

– Да нет, – вздыхает она устало. – В театральной пантомиме. Я несколько дней представляла в пантомиме.

– И где же? За границей?

Мои вопросы звучат сухо, я оскорблена, обижена, что она скрыла от меня такое – или сочинила? Она садится на постель и проводит ладонью по лбу. Я хватаю и встряхиваю худенькую ручку, выскользнувшую из бледно-голубого пеньюара.

– Вы смеётесь надо мной, Анни?

Она улыбается, почувствовав, как я на неё рассердилась. В комнате жарко, дремлет огонь под белёсой бархатной золой… Я подталкиваю Анни бедром, чтобы она пустила меня на мягкую перину, и усаживаюсь рядом с ней, радуясь, что услышу сейчас новую интересную историю, что моя подружка снова заговорила, что уже так поздно и по ставням стекает шелковистыми струйками зимний дождь…

Обняв колени руками, сжавшись, Анни начинает рассказ:

– Ну так вот… Помните, в театре «Патюрен» провалился спектакль? Тогда в один вечер шла маленькая опера в двух актах, очень трагичная, под названием «Старая королева», потом «Картины, вырванные из жизни», где убивают всех и вся, потом студенческие сценки и, наконец, пантомима: «Господь, Мираж и Власть».

– Хм… что-то смутно припоминаю.

– Не сомневаюсь. За две недели театр разорился. Но пантомима, между прочим, была прелестная… Я играла в ней юную рабыню, рвавшую розы, в конце её уносил Фавн.

– Неужели правда?.. Вы играли в театре? Она улыбается без всякого тщеславия:

– Я этого не говорила. Клодина. Я участвовала в пантомиме… Разве это сложно? И потом, я вынуждена была. Надо вам сказать…

Она тщательно собирает в мелкие складочки пышный воротник батистовой ночной рубашки, выбившийся из-под халата…

– Незадолго до того я познакомилась с одним «комедиантом», как они сами себя называют. Он ещё не кончил Консерватории.^[7] Нет! Он не был никудышным актёром! Студенческую премию получил… Но даже премированный ученик и профессиональный трагик, к несчастью, не одно и то же… Вот он и исполнял незначительные роли у Сары: играл сеньора Вандрамена, пажа Орландо, и всё благодаря ногам… У него были такие ноги…

Она поискала, с чем их сравнить, но сравнения, видно, попадались только неприличные…

– В общем, всем ногам ноги! Сара ему однажды сказала, когда он играл пажа Орландо: «Ну у тебя и ноги, мальчик мой, – полное соответствие эпохе».

– Какой эпохе, Анни? Эпохе Сары?

– Нет… шестнадцатому веку, кажется…

– И где же вы его подцепили?

Она смеётся мне в лицо, ударяет кулачком по пышной подушке и замолкает.

  24