Капец
51 
— Это… — Он не решался спросить. — Это…
— Новый мир, Вадим Валерьевич! Хорошее место! Сколько трупов можно спрятать!
— Илья Степанович! — Он рухнул на колени. — Я умоляю вас! Мне приказали!.. — Он всхлипнул. — Смертью грозили. Пожалуйста!
— Нельзя заставить человека убивать, если он того сам не желает. Я вот не желаю. Идите себе! Хотите направо, хотите — налево, а нет — так прямо. Этот мир теперь ваш! Навсегда.
— Я…
— Тебе велели идти! Топай! Стрелять не стану.
Я повернулся и пошел обратно.
— Илья Степанович! — крикнул он вслед. — Здесь водятся дикие звери?
— Самый страшный зверь — человек! — просветил я и шагнул в проход…
Фура с лекарствами прибыла к полудню. Я взял накладную, расплатился с водителем и добавил к купюрам тысячу.
— За то, что посидишь в кабине. В зеркала не подсматривать! Там у тебя койка есть?
Он кивнул и полез в кабину. Я отворил ворота. Десяток подчиненных Ливенцова в рабочей одежде и шапочках, натянутых на уши, выстроились цепочкой и стали передавать коробки из рук в руки. После нападения очхи сохранение прохода в строгом секрете стало бессмысленным, я решил не таскать груз в одиночку. Рик в подвале держал проход открытым, а казаки по цепочке передавали лекарства в Новый мир. Я стоял с накладной, контролируя названия, количество и сроки годности. За этим и застала меня любопытная соседка.
— Это что? — поинтересовалась она, провожая взглядом уплывавшие коробки.
— Лекарства.
— Торгуешь?
— Выгодное дело!
— Да уж! — вздохнула она. — Цены-то какие! Полпенсии уходит!
Я остановил казака, вскрыл коробку и достал упаковку. Протянул Глафире:
— Подойдет?
— Мне — нет! — сказала она, разглядев название. — Но я знаю, кому в самый раз. Лекарство хорошее, она мне за него моих таблеток даст.
Соседка засеменила прочь, унося добычу. Вовремя. Вопросов, зачем я разгружаю лекарства здесь, где взял грузчиков, почему они так странно выглядят и как можно впихнуть содержимое фуры в тесный подвал, мне избежать удалось. Казаки закончили разгрузку, я закрыл ворота, отдал водителю накладную, он уехал. Мы с Риком собрали вещи, закрыли дом и юркнули в подвал…
— Мои люди ночью задержали человека, — сказал Ливенцов на другой стороне. — Говорит, что из Старого Света и привел его ты.
— Правду говорит! — подтвердил я и рассказал об инциденте. Предъявил «глок» и бумаги. Есаул развернул договор на покупку дома и захохотал.
— Ты чего? — удивился я.
— Вот! — Он ткнул пальцем в мою подпись.
«Х…й тебе!» — красовалось на бумаге.
— Между прочим, суд мог признать договор действительным, — заметил я. — Написано-то моей рукой! Что до выражений, то подписи у всех разные. Хорошо, что Зотов не адвокат. Что с ним будет?
— Нападение на проходчика по указу государя карается двадцатью годами каторги! Ходатайствовать о смягчении будешь?
— Нет.
— Значит, каторга, по отбытии — вечное поселение в Новом Свете. Обратной дороги для него нет. А вот это, — есаул спрятал бумаги в планшет, — доказательство.
Разобравшись с бумагами, есаул взял пистолет и стал его рассматривать. Извлек обойму, выщелкнул на ладонь патроны, оценил их количество и снова зарядил. Прикинул пистолет по руке. По лицу Гордея было видно, что ствол ему дьявольски нравится. Еще бы!
— Хорошее оружие! — заключил есаул, не выпуская «глок» из рук.
— Легкий, надежный, живучий, — подтвердил я. — Только патронов не достать! Тип «парабеллум», девять на девятнадцать, поставляются спецслужбам.
— На оружейной фабрике сделают по образцу, — сказал Ливенцов. — У нас это умеют.
— Тогда забирай!
Он смотрел на меня, колеблясь. Противоречивые чувства отражались на его лице.
«Да бери! — подумал я. — „Глок“ — отличная машинка, только куда мне с ним? В России спалимся, а здесь охраняют. Пользуйся моментом: на Кавказе ни за что не отдал бы!»
— Спасибо! — Гордей сунул пистолет в карман и смутился.
— Чем у вас занимаются каторжники? — спросил я, чтобы сгладить неловкость.
— Мостят булыжником мостовые.
— Ему полезно! — одобрил я.
Гордей засмеялся, я поддержал. Я не кровожадный человек, но жалости к пленнику не испытывал. Он бы меня не пожалел…
10
Его императорское величество Государь Новой России был высок и дороден телом. Обликом и манерами он напомнил мне российского государственного деятеля по имени Борис. Когда Алексей подошел ближе, впечатление подтвердилось. Заплывшие глаза, сизый нос, обрюзгшие щеки с частой сеткой капилляров — классические признаки давнего алкоголизма. Только Алексей начал раньше. За царем тянулось семейство: тощая жена с желчным лицом и четыре дочки, высокие, как отец, и тощие, как мать. Наследника трона у Алексея не имелось, по смерти царя страну ждал династический кризис. Новая Россия унаследовала от старой порядок престолонаследия, женщины в нем не котировались. Меня просветил на этот счет министр двора, сухонький, бойкий старичок, приехавший к Ливенцову назавтра после сражения. Он дотошно выспросил меня обо всем, просмотрел фильм по ноутбуку и спросил:
51 
