41 
— Ну, видно, еще в армии тараканы в голове завелись. И дальше пошло. По всему организму. Психиатры не могут сказать, отчего такое с людьми происходит. А я не по этой части. Я искал эту паскуду, наводил справки через московских друзей, даже в столицу ездил пару раз. Но все не то, одна лажа. Короче, шансов его поймать еще оставались. Я ждал, ждал… Уже устал ждать.
К концу вечера Краснопольский был по горло сыт рассказами о злодеяниях Бобрика. Подстреленных или изувеченных людях, кидалове, сожженных домах и машинах. Верилось во всю эту муру с трудом. Но если у Месяца чешутся руки выполнить всю грязную работу, если он мечтает разобрать своего обидчика на запчасти, Краснопольский ничего не имеет против. Но для начала надо найти Бобрика.
Ближе к вечеру ресторан наполнялся людьми, командировочными и местными бизнесменами: в этой дыре пригасить в привокзальный ресторан девушку признак крутизны и высокого вкуса. На эстраду вышли молодцы с гитарами, за отдельными столиками у витрины уселись размалеванные потаскушки. И закипело веселье, от которого у Краснопольского быстро разболелась голова.
К счастью, Месяц оказался слабым на водку, поэтому дружеская встреча не затянулась на всю ночь и не имела обещанного продолжения в сауне и бассейне. Под конец вечера, Месяц, чудом державшийся на ногах, едва не сорвал голос, командуя официантами. Перекрикивая голоса посетителей и музыку, он орал, что отвечает за все дерьмо, что суки в его кабак не ходят и что Бобрика он достанет, где бы тот ни прятался. Срываясь со стула, Месяц часто подходил к оркестрантам, заказывая какую-то сентиментальную бодягу про черную розу — эмблему печали. Махнув мускатного шампанского, совсем расклеился.
— Я честный предприниматель, — бормотал Месяц, вытирая скатертью мокрое от пота лицо. — Я честный человек. А меня унижают, меня заставляют… Меня заставляют…
Месяц вдруг заплакал.
— Меня заставляют налоги платить.
***
В большом зале музыкального театра уже потушили верхний свет, зажгли софиты, на сцене разминались танцовщицы, когда в партере появился Дима Радченко. Он тихо прошлепал по проходу меду креслами, занял место в третьем ряду и блаженно вытянул ноги. Лариса Демидова появится с минуты на минуту. А пока можно посмотреть на стройные ножки артисток кордебалета. Девочки как на подбор, и купальники на них что надо, открывают почти все интересные места. Но дело портил какой-то хмырь с длинным с проседью патлами, одетый как бомж. Майка велика на три размера, джинсы вытерты до дыр. Хмырь суетливо сновал по сцене, махал руками, походя лапал танцовщиц и давал ценные указания. Наконец отступил в сторону и заорал:
— Девушки, внимание. Все по местам. Пятая фигура, пожалуйста. Петракова, вы ждете отдельного приглашения? Так, так… На счет раз — левую ногу вывести вперед. Не касаясь ногой пола. На И — сделать прыжок на правой ноге. Левую ногу согнуть в колене и снова вытянуть. На два и три — повтор движения левой ногой. Правую руку на талию. Левую держать над головой в третьей позиции. Приготовились. Внимание.
Двенадцать танцовщиц, выстроившись в ряд, как лошадки в цирке, сделали шаг вперед правой ногой и замерли, ожидая новой команды. Мужик, набрав в легкие воздуха, гаркнул:
— На раз… И… Два… И… Три… Внимание… На два — сделать подскок на правой ноге. Левую ногу согнуть в колене и поднять на девяносто градусов. На раз… Два… Петракова ты меня с ума сведешь. Если у тебя не поднимается нога, подойди к директору. У нас вакантна ставка уборщицы. Это должность тебе подойдет.
Дядя Дима сложив руки на груди, наблюдал, как артистки, десять раз кряду повторили одни и те же движения. Расстегнув портфель, Радченко вытащил банку шипучки и дернул за кольцо. Человек, неподвижно сидевший в первом ряду, оглянулся назад и строго посмотрел на незнакомца.
— Вы кто такой? — спросил мужчина.
— Корреспондент журнала «Театральная жизнь», — без запинки соврал Радченко. — У меня пропуск в театр. Подписанный главным режиссером, — Радченко похлопал себя по пустому карману и, подумав секунду, уточнил. — Месячный пропуск.
— Вы не того пола, чтобы страдать месячными, — усмехнулся мужчина. — А главный режиссер — это я. Поветкин Эдуард Павлович с вашего позволения, разумеется. Корреспондент театрального журнала должен знать меня в лицо.
— Тут темно. И вы ко мне спиной сидели.
— Поветкина узнают и со спины. Сомневаюсь, что вы корреспондент, а не…, — главреж выругался. — А теперь выйдете отсюда.
41 
