Капец
Не понимаю юмора в том, что ггерои оба- просто невменяемые, она- тупая, как пробка, но... 
... 
31 
Прошло полвека с тех пор, как утонули многие центры цивилизации. Океаны поглотили Нью-Йорк, Лондон, Токио, Лос-Анджелес и Рио-де-Жанейро. Уцелевшие материковые столицы восточной Евразии – Москва, Дели, Пекин – вошли в большую силу и стали глобальными финансово-экономическими центрами.
Теперь Москва продавала и покупала все и всех.
Кто жил в Москве, того мало интересовал остальной мир: и Европа, превратившаяся в огромный обветшавший музей, где под сенью великих монументов бродили толпы выходцев из Африки, вымогая у растерянных правительств пособия и субсидии; и сама вконец одичавшая Африка; и Ближний Восток, где шейхи и эмиры потрясали друг перед другом кустарными атомными бомбами.
Москва стала возмутительно богата. Москва обеспечивала умопомрачительный комфорт и первоклассный сервис. Москва опоясалась дорогами из ультрасовременного резиноасфальта. Москва предлагала все мыслимые и немыслимые развлечения, начиная от гонок на оленьих упряжках и заканчивая полетами в стратосферу. Москва хотела радоваться жизни.
Здешние люди пресытились бесконечными войнами, кризисами и прочими глобальными потрясениями. Здесь погубили одного за другим величайших диктаторов, своих и чужих тиранов: Наполеона, Гитлера, Сталина. Здесь проводили над своими гражданами такие эксперименты, которые в других местах боялись проводить над чужими гражданами. Здесь научились подыхать от голода и одновременно летать в космос. Здесь главной книгой считалась не Библия, а история о том, как студент убил топором старуху. Здесь из поколения в поколение генетически накапливалась усталость от исполнения добровольно взятой на себя миссии народа-богоносца.
Однажды народ-богоносец понял, что он давным-давно доказал и себе, и человечеству свою уникальную силу; пора отдохнуть.
Тогда здесь решили послать человечество к черту, сдать в аренду Сибирь и уйти в отпуск.
6
В 19.22 Савелий поставил машину в гараж и поспешил к лифтам. Шеф и хозяин журнала «Самый-Самый» жил в том же здании, где располагалась редакция, но восемью этажами выше. Журнал был главным делом жизни старика – по крайней мере в последние четверть века, – и старик, подобно легендарным трудоголикам ХХ столетия, не отделял личное пространство от рабочего. Специальный подъемник связывал его спальню с офисом, и часто в разгар дня сотрудники не догадывались, где находится их босс – то ли решил прикорнуть в послеобеденный час, то ли сей момент заорет во всю мощь синтетической глотки, чтобы вызвать на ковер нерадивого верстальщика или корректора.
В 19.35 Савелий стоял перед дверью, и она не замедлила открыться, поскольку дверь была умная и знакомых впускала беспрепятственно. Однако Пушков-Рыльцев исповедовал старинные законы гостеприимства и предпочитал лично встречать визитеров. Даже если ради этого ему приходилось пересекать на своей коляске из конца в конец всю фешенебельную пятисотметровую квартиру.
– Проходи, – нелюбезно проскрипел он.
Седой, тощий, в ветхом бархатном халате, грудь засыпана сигаретным пеплом – старик лихо развернулся и покатил в святая святых: в огромный кабинет, где пахло старым деревом и от сквозняка развевались всегда опущенные шторы, где в герметичных шкафах хранились уникальные коллекции бумажных книг и под бронированным стеклом особых, на заказ изготовленных витрин сурово отсвечивали раритетные револьверы, кинжалы, сабли, мятые снарядные гильзы, каменные топоры, какие-то бляхи, кокарды и прочие милитаристские редкости и древности.
Пушков-Рыльцев был не один. У журнального столика, сервированного для кратковременного мужского междусобойчика – бутылка, рюмки, банка маслин, – сидел крепкий большеносый человек, не молодой и не старый, не красивый и не уродливый, одетый невыносимо скромно, в выцветшую и обвисшую, мышиного цвета пиджачную пару – примитивный костюм резко контрастировал с осанкой. При появлении Савелия незнакомец непринужденно сменил одну полную достоинства позу на другую, полную еще большего достоинства. Савелий посмотрел на него, потом на шеф-редактора и ощутил странное чувство. Удивительно было видеть одномоментно сразу двух взрослых мужчин, не имеющих на себе перстней, браслетов, цепочек, игривых татуировок, цветного лака на ногтях и зубах и прочих штук, которыми люди привыкли поднимать друг другу настроение во времена дефицита солнечного света.
31 
