Капец
46 
В этом душещипательном месте глаза бабы Веры широко открылись, она к чему-то принюхалась и закричала истошным голосом:
– Пожар! Горим!
Проворно выскочив из комнаты, она на секунду скрылась в кладовке и вернулась оттуда с огнетушителем промышленных размеров. Панический настрой передался и мне, поэтому я тоже схватила багор для борьбы с огнем, который при ближайшем рассмотрении оказался лыжной палкой, и вслед за тетушкой бегала из комнаты в комнату в поисках очага возгорания. Очаг обнаружился на кухне в тазике: тоненькая струйка дыма робко поднималась вверх.
Ловким движением руки ветерана пожарной команды тетушка справилась с системой навигации пенной струи и залила всю кухню белой гадостью.
Нетронутым остался лишь алюминиевый тазик на столе, в котором липкий пепел непослушно чадил. Тетушка потрясла красный снаряд, тот выплюнул последний комок пены, угодивший точнехонько в тазик, дернулся последний раз в агонии и затих. Нас окружали пенные снега, пахло какой-то химией.
– Только не говори мне, что у нас завелся полтергейст и наша квартира занимается самоподжогом! – строго посмотрела на меня баба Вера.
– Э-э, это я ненужные фотографии уничтожила, чтобы никто не смеялся, – честно ответила я.
От дальнейших объяснений меня спас телефонный звонок.
– Катастрофа! – кричала мне в ухо Любаша. – Только что позвонил Витя!
Он уже в районе Щукинской! Торопится ко мне! Говорит, что голодный! А у меня в холодильнике только полбутылки кефира! Выручай!
Баба Вера перебралась через пенные сугробы к холодильнику, проинспектировала его содержимое и отсалютовала пустым огнетушителем:
– Пусть ведет его к нам. Будем отмечать праздник по-соседски!
В рекордные сроки мы справились с хаосом на кухне. Пена съеживалась неохотно. Мы собирали ее в ведра, вытряхивали в ванную и поливали водой из ручного душа. В связи с нехваткой времени навели лишь косметический порядок, под буфет заглядывать не стали и отложили дезинфекцию дальних углов до генеральной уборки.
Баба Вера в спешном порядке взялась за чистку картошки, а мне поручила резать салат из помидоров, огурцов, болгарского перца и репчатого лука. Мы метались между холодильником, мойкой и кухонными шкафчиками. В угаре предгостевой лихорадки нам некогда было даже перемолвиться словом. Я было вздумала принарядиться по такому торжественному случаю, но махнула рукой и осталась в джинсах и клетчатой рубашке мужского покроя навыпуск, лишь причесалась и стянула волосы на затылке импортным зажимом, расцветкой под черепаховый панцирь.
Картошка уже булькала в режиме свободного кипения, голубцы подогревались на маленьком огне, а я обливалась слезами, нарезая последние кольца лука. Баба Вера, войдя в раж, метала из холодильника заливное из севрюги, банки с маринованными подосиновиками и опятами, квашеную капусту собственного посола, фаршированные баклажаны, красную икру из НЗ и много чего другого. Из напитков у нас имелся лишь небольшой (всего пятилитровый бидон) запас лечебной настойки из корня лимонника.
Приход гостей застал нас в тот момент, когда тетушка замывала майонезное пятно на юбке коричневого платья, а я перекладывала в хрустальную салатницу севрюгу под маринадом. Всем известно, что маринад обладает поистине дьявольской способностью пачкать все окружающие предметы. Баба Вера помчалась переодеваться, и предоставила мне почетное право встречать гостей.
Витя выглядел женихом. В отглаженных брюках, клубном пиджаке, ладно сидящем на покатых плечах, белой рубашке и галстуке, который с трудом охватывал бычью шею, он производил сильное впечатление. Усиленный ленинский прищур и чуть подрагивающая щека выдавали его внутреннее волнение.
На локте Скелета висела скромно одетая Любаша. Соседка облачилась в черные брючки и черный ангоровый свитерок, а детально продуманный макияж создавал непередаваемый образ кошечки. Вытянутые к вискам глаза, лукаво изогнутые губы и умело подчеркнутые скулы, заставили меня тряхнуть головой и похлопать ресницами, ибо мне показалось, что она сейчас достанет из-за спины черный хвост, перекинет его через руку, как меховое боа, и мурлыкнет что-нибудь нежное. Впечатление усиливали розовые бантики заколок, которые скалывали две прядки волос на макушке так, что получались хвостики-ушки.
Процесс топтания на лестничной площадке пришлось сократить, так как в щели соседской двери отчетливо просматривался любопытный нос Варвары Ивановны. Пока баба Вера в белой гипюровой блузке и синей юбке-гофре ворковала с Виктором, а тот жал ей сухонькую ладошку и шаркал ногой, Любаша попридержала меня за локоть.
46 
